Интервью с Игорем Лозинским и Александрой Степановой

«Когда речь идет об экологии в архитектуре, чаще всего мы имеем ввиду естественность во времени» - интервью с Игорем Лозинским и Александрой Степановой

Мы обратили внимание на более углубленное видение экологического проектирования мастерской Игоря Лозинского – не только и не столько модные сегодня зеленые технологии или сертифицированные материалы, сколько общее соответствие экологическим функциям, традиционный средовой подход и естественность архитектуры во времени. Творческая мастерская Лозинский и партнеры образована более 10 лет назад Игорем Лозинским, более 7 лет действует при участии Александры Степановой – и в интервью с основателями и руководителями мы прослеживаем богатый творческий опыт и выверенный профессиональный подход к делу.

Об образовании партнерского дуэта

Игорь: До того как началось наше сотрудничество, проектировать объекты можно было только в рамках больших организаций. А когда начали появляться небольшие объекты – коттеджи, квартиры, реконструкции помещений под новые нужды, рестораны и бутики – тогда судьба ушедших из Моспроекта людей складывалась по-разному, и некоторые архитекторы со званием и стажем, оказавшись в этой новой стихии, становились беспомощными. Каково же было мое удивление, когда молодая моспроектовская девушка вдруг проявилась неожиданно как человек не только креативный, но и способный мобилизовать многих людей на выполнение конкретных задач. Александра в это время реализовала огромное количество объектов, чего нельзя сказать обо мне – у меня были в основном экспериментальные, нереализованные проекты. И несмотря на первичные сбои, которые естественны, когда люди притираются друг к другу, у нас все очень хорошо пошло. Выяснилось, что мы единомышленники, что мы поддерживаем друг друга, что если и происходит гром и молния, то исключительно для того чтобы пролился благодатный дождь, и что-то выросло в итоге.

Александра: Видимо, это потому, что нам очень интересно работать вместе. Несмотря на сложности, которые объективно возникают вокруг нас, творчество остается великой силой и объединяет.

Об учителях, взаимосвязи профессий и преемственности поколений

Александра: Это целая когорта, но к сожалению, многие из них ушли уже из жизни – мой любимый настоящий учитель Олег Ковалев, также замечательные архитекторы, корифеи Дмитрий Солопов, Борис Палуй. Из ныне здравствующих – и прекрасно трудится – Михаил Казарновский, Нина Прудникова...

Игорь: я знаю всех, кого назвала Александра. Вспоминаю еще со студенчества Елену Борисовну Новикову, Старикова Льва Николаевича, который создал атмосферу исключительности и ощущение присутствия в редком клубе лучших из лучших, где ты можешь стать еще лучше, то есть среди нас была здоровая соревновательность, и это до сих пор приятно вспоминать. С Борисом Григорьевичем Бархиным довелось плотно общаться, отчего и сейчас еще есть приятный привкус. Также своеобразным учителем оказался один художник, грек, с которым мы расписывали храмы в Греции, представитель типичного класса художников, возродивших византийское искусство – взаимодействие с ним соединило во мне многие вещи, имеющие отношение непосредственно к архитектуре. Когда я был еще студентом, не очень хорошо понимал то что мне говорили про синтез искусств, про то что есть монументальная живопись, мозаика, лепнина, например. И вдруг я окунулся в атмосферу, воспроизведенную в современных формах, позволяющую понять и прочувствовать, как это работает сегодня, сейчас, аналогично тому как это работало сотни лет до нас.

Осмысление синтеза искусств теперь помогает нам в ежедневной работе. Сегодня, например, среди наших проектов – Центр православного наследия Московской Патриархии (филиал в Переделкино). Еще в Моспроекте под руководством Дмитрия Солопова Александра занималась Сретенкой, а я – Храмом Христа Спасителя, убранством нижних залов. И в нынешние времена этот опыт и синтез оказался востребованным. К сожалению, связь, которая в советские времена еще поддерживалась взаимодействием каких-то институтов и профессий через художественные комбинаты, сейчас разорвана, она фактически стала осколочной. С другой стороны, у архитекторов появилась новая возможность воссоздать ткань универсального творчества, причем важно обязательно прививать эту идею молодым.

Говоря об учителях, еще раз присоединюсь к Александре, вспоминая Дмитрия Сергеевича Солопова – это мастер, которого не всегда можно было сразу понять, но с возрастом, возвращаясь к диалогам с ним, иногда довольно жестким, понимаю, каким тогда еще был незрелым. Палуй Борис Владимирович – один из последних учителей – человек, который спроектировал всю Лубянку, множество посольств, занимался Кремлем, он обладал необычайно тонким вкусом и во всем был гармоничен, в элегантном внешнем виде, в стремлении дипломатично высказываться даже в самых жестких ситуациях. Если допустить, что дипломатия – один из видов оружия архитектора, и я в какой-то мере этим оружием овладел, то несомненно благодаря Борису Владимировичу. Правда это еще и благодаря Александре, у которой, по-моему, это заложено от природы.

Александра: когда мы придумываем проект, начинаем со сценария – это особенность нашей работы – представить себе, что именно будет в самом конце. Архитектор должен видеть всю картину целиком, и это охватывает широчайший спектр различных областей, как творческих, так и функционально-практических.

Игорь: парадоксальным образом это подтвердилось, когда мой старший сын окончил ВГИК, сценарный факультет, и стал рассказывать, чему их учат – на общеизвестном уровне – что есть завязка, сюжет, кульминация, развязка. Терминов у них, конечно, больше, но основной смысл в том чтобы человек почувствовал развитие творческой идеи. В нашем случае речь идет об архитектурной идее, и наша традиционная русская архитектурная школа отличается, может быть, меньшим рационализмом, и как русская литература или русское кино, всегда отличалась попыткой создать некий сценарий. И даже когда у нас была идеологическая архитектура – была благодатная почва для того чтобы сценарий развивался, буквально разворачивал свои плечи. Позже, к сожалению, архитектура уступила свои позиции рекламе, сухому рационализму, и очень многие вещи, которые мы именовали Архитектурой с большой буквы, сейчас перешли в область дизайна.

Эмоциональное восприятие – это функция, и весьма важная. Например, московское метро функционально, потому что люди себя там чувствуют как во дворцах, станции высокие, там легко дышится. И даже не поднимая головы, не обращая внимания на фрески и мозаики гениальных мастеров, спешащий человек впитывает это великолепие как будто через кожу. Вот когда ты попадаешь в подземку за границей, причем в достаточно благополучных странах, в Вене, Лондоне, Нью-Йорке и других городах, чувствуешь, что пулей хочется оттуда вылететь, и именно потому что не хватает одной этой весьма важной функции. По сути, люди, которые делают деньги, управляют торговыми центрами, гостиницами, продают жилье, только сейчас как будто начинают понимать, что такая функция еще и хорошо продается. И в этом аспекте сценарий особенно важен. Когда я работаю со студентами и пытаюсь им что-то объяснить, слово «сценарий» произношу очень часто – как человек себя поведет, что он увидит, куда ему захочется пойти, как его удивить. Дело в том, что архитектура, также как кино или театр – это искусство во времени, то, что ты воспринимаешь последовательно, с разных сторон, да еще и вспоминаешь потом, как вспоминают хороший фильм. Собственно, это то что оставляет след, поэтому нужна разработка сценария, которым важно еще и заказчика увлечь, и это очень хорошо получается у Александры.

О принципах работы с заказчиком

Александра: прежде чем заказчик окунется в наш проект, мы сами начинаем им жить – мы видим объект, или мы слышим желание, и сразу появляется собственный образ. Дальше из этого начинает развиваться какая-то история, в которой мы стараемся увлечь и очаровать нашего заказчика. Я очень люблю эту часть нашей работы – то, что мы можем распоряжаться какими-то событиями. Часто наша задача – снять внутренние ограничения у заказчика, изменить его взгляды и пристрастия, преодолеть штампы и давление суждений.

Игорь: обсудив с заказчиком концептуально, что же может появиться в конкретном заданном месте, мы делаем те самые эскизы, которые Александра упоминала в начале. Зачастую они не имеют непосредственного отношения к архитектуре – иногда это может быть даже настроение. В работе над Сочинским проектом, я помню, мы попали не только с темой Греции, но и тем что это было так свободно изображено в нашем обычном ключе, когда можно подумать, что это уже просто нарисовано с натуры. Конечно, у нас был еще макет с решением территории, и тем не менее чаще срабатывает именно момент свободной подачи. Этот же момент сработал и в работе над проектом виллы в Хорватии – началось с того что мы принесли заказчику такие эскизы, в которых все уже как будто бы есть: какие-то детали, какие-то тени падают от листвы на стены, какие-то забытые вещи.

Александра: бывает, сталкиваемся с тем, что заказчик хочет увидеть не ручную подачу, а 3D-визуализацию – и мы делаем, но потом, сравнивая 3D-визуализацию с акварелью, человек буквально прозревает. Это действительно уникальная возможность нашей мастерской благодаря Игорю, и очень жаль, что в основном такое понимание ушло в прошлое, несмотря на то что все наши архитекторы всегда рисовали. У нас так бывает – акварельная картинка и фотография реализованного объекта полностью совпадают – получается абсолютное, стопроцентное воплощение.

Игорь: Мы всегда прислушиваемся к заказчику и ведем с ним диалог – интерес заключается в том, что в работе архитектора возникает очень много ограничений, объективных и субъективных, одним из которых является сам заказчик. В этом же заключается и огромная помощь, поэтому у нас заказчики часто становились членами нашей команды. Наша задача не всегда в переубеждении – скорее, мы показываем, что среди имеющихся у заказчика приоритетов, среди каким-то образом сформулированных задач есть главная, и какие-то детали, которые может быть ему казались неприемлемыми, скорее смогут сработать на эту задачу, на ее решение. Всегда находятся нужные слова, с одной стороны это сила убеждения, с другой стороны иллюстративность того что мы делаем, когда доказываем почему и как. Самое распространенное табу, с которым приходится работать - «функциональное – значит некрасивое, а красивое – значит нефункциональное». Я же в сформулированном еще Ветрувием определении «польза, прочность, красота» поставил бы тире вместо запятых: польза – она же прочность – она же красота.

Об экологичности в архитектуре

Современные постройки, как правило, страдают тем что не учитывают ни масштаба, ни исторического контекста местности – часто из старого уютного города на нас вырывается какой-то монстр. Мы далеко не противники современной архитектуры, и сами создаем современные и даже экспериментальные проекты, но когда работаем в среде – считаем необходимым ее воссоздавать. Каждый раз на нас влияет сумма факторов – в том числе сделать быстро, недорого, на рельефе – но все чаще мы задумываемся о столь же экологичной утилизации, как и реализации. Задумываемся о том, как здание будет стареть – ведь даже будучи хорошо проэксплуатированной, архитектура должна нести на себе печать естественного благородства, что чаще всего достигается, когда работаешь с деревом и с камнем, с естественными материалами. Объект должен быть красив не только в момент сдачи, он должен жить красиво и стариться красиво – это понимание становится все более актуальным, потому что мы видим по прошествии времени, как чудовищно теперь старятся наши города. Когда речь идет об экологии в архитектуре, чаще всего мы имеем ввиду не столько озеленение или применение зеленых технологий и сертифицированных материалов, что само по себе здорово, сколько экологичность и естественность архитектуры во времени.