Теги
Темы
ИнфоцентрАрхитектурный ландшафт и аутентичность культуры
В выступлении на материале Петербурга и Русского Севера рассматриваются параметры исторически сложившегося природного и архитектурного ландшафта, являющиеся основой воспроизводства и развития российской цивилизации.
На вопросы спецкора Агентства Архитектор отвечает Олег Игоревич Явейн - кандидат архитектуры, профессор кафедры Советской и современной зарубежной архитектуры МАРХИ, Профессор Международной академии архитектуры (отделение в Москве)
Из выступления: " Георгий Васильевич Есаулов и Дмитрий Олегович Швидковский попросили меня выступить от МАРХИ и от института кто-то высказать позицию. Но что меня интересовало здесь на Международном Архитектурном Конгрессе и что бы я хотел сказать? Думаю говоря об архитектуре, мы очень часто останавливаемся на всевозможных факторах: что архитектуру делают экономика, закон и прочие вещи. Ну да, есть ещё какие-то добавочные моменты от архитекторов – композиция, красота… Но с точки зрения архитектора это всё не так. Дело в том, что существуют некие исходные параметры, в которых каждая действительно весомая и уважающая себя нация воспитывается и реализуется. Эти параметры связаны с природой, с архитектурой, с ландшафтом и с их взаимоотношением; они могут быть даже абстрактными, пространственно-геометрическими, но всё равно говорить о многом.
Сколько я ни был на заданиях в Московском архитектурном институте – там всегда говорили, что плоский ландшафт надо разнообразить высотами, красотами и так далее. А Петербург? С такой точки зрения весь город изначально построен нерационально – на плоскостях и ограничениях высоты. Императорский дворец – низкий, губернаторский – не сильно выше. Но в то же время существует линия воды, линия набережных, перспективы, уходящие вдаль. Человек здесь не поднимается выше какой-то условной линии, он остаётся на земле, а дальше – только к Богу: там шпили и купола. Это очень своеобразная модель.
Те же Финляндия и Эстония, например, – позиционируют себя как камерные страны озёр. А Россия – это страна просторов. Но по факту – та же Финляндия к Балтике и к простору имеет гораздо больше отношения, чем устье Невы с этим мелким заливом. И тем не менее, простор создан – он создан человеком, цивилизацией. И развивается цивилизация до тех пор, пока она развивает свои исходные параметры – если же их убрать, то она станет одной из многих, да и просто никакой: технологически и материально, в том числе. В этом плане, постройки Газпрома, Лахта – это страшные удары. Смотришь на них, и уже не бесконечность залива перед глазами, – а всего-то Маркизова лужа.
То же самое русский север. Если Петербург построен по картинам, то русский север по плану: в самом низу баньки, потом сараи, потом дома, а затем уже храм. Как в обратной перспективе – мелкий предмет спереди, крупный вдали. Это средневековая модель, проходящая через века. И по ней было нанесено немало ударов. Первый – это коллективизация. Второй – ещё более страшный – хрущёвские сёла без перспективы: до этого колхозы всё-таки наследовали модели общинные. Ещё один удар – Перестройка, когда в свой лес стали ходить как в чужой: надо всё покупать и так далее. Это чисто архитектонические параметры, которые и формируют облик места.
Какие страны сегодня доминируют или доминировали до недавнего времени? Те, которые учитывают эти исходные параметры. Те же Соединённые Штаты – это страна, которая свои параметры объявила универсальными, а свои жёсткие ограничения объявила полной свободой. Например, Вашингтон. Он подобен Петербургу, только появился на девяносто лет позже, но тоже отстроен по единому плану, по единому замыслу. И если бы там кто-то попробовал изменить регламент высоты во имя какого-то технологического расцвета, его объявили бы агентом Путина и исполнителем злобного замысла по краху Соединённым Штатам. А у нас можно что угодно – мы всё время всё меняем.
И вот эти исходные параметры, тонкие пространственные структуры, которые часто бессознательны, – вот они-то и составляют архитектоническую основу нашей цивилизации как комплексного развивающегося целого. И цветёт тот, кто эти вещи культивирует и делает всеобщими.
Но помимо государственной воли, есть ещё одна очень важная вещь – культурная память, которая сидит в печёнках. Она не ограничивается тем, что вот у нас большевики или вот у нас царь – это неважно, есть что-то, проходящее сквозь всё это. И живём мы пока это «что-то» в нас есть. Но в чём оно конкретно заключается – например, в случае с ландшафтом – мы очень часто не знаем. И в разных местах это разное. Например, классическая модель и модель средневековья в России очень сложно переплелись – и этот уровень ничем не заменишь.
В качестве примера того, как эти параметры могут сохраняться, – возьмём город Нью-Йорк. Про Петербург говорят, как про крайне законсервированный центр, – но Нью-Йорк законсервирован даже больше чем Петербург. Сетка кварталов, которую нельзя трогать, регламентированная высотность, скайлайны. Если я купил там дом, то я обязан в нём поддерживать то-то и то-то, и не могу ни этажик надстроить. Регламентация там зверская – гораздо больше чем в Венеции и Петербурге.
Одно время я жил в Крылатском, с видом на Университет – потом выросли дома и Университета стало не видно. Это невозможно в Америке. Я купил квартиру, а значит я заплатил за вид на Университет – и никто не может мне его перекрыть, он входит в стоимость. Система таких законодательств, система соседств, система культурной памяти – вот что стоит наращивать.
Есть ещё один очень важный момент. Если ещё не так давно смелость и широта ума была связана с инновациями, то сегодня сама идея прогресса и новизны – это признак массового китчевого сознания. Уже ступенькой выше идея инновации каким-то образом сливается с внутренними токами этой конкретной земли. И если в Америке ограничения идут от любви к своей земле, то у нас они больше от недотёпистости. Преодолевается это и законодательно, и властью, и воспитанием, и какой-то каждодневной жизнью – самой по себе системой ценности, которая в определённый момент начинает превалировать."
Проcтранство AIR
Объявления